Спят лощины, вершины, скалы.

Мятно-призрачный лег туман.

Там, где темень холмы ласкала,

Расцветает трава-дурман.

Я стою над карнизом бездны,

В королевстве кривых зеркал,

И когда-нибудь вмиг исчезну,

Разбиваясь об эхо скал.

Невзирая на горечь муки,

Сердце сдавливая в тиски,

Я бы тело отдáл науке,

Если б мог его обрести.

В стародавние веря бредни,

Я Бельтайна услышу плач,

Если Церковь зовет к обедне,

Я приду, где же мой палач?

Неужели нагую ведьму

На священный ведет костер?

Отливающий локон медью

Он продаст за ее сестер,

Тех, которых безлунной ночью

На Брокенских моих горах

Черти ласкою опорочат,

Первородный внушая страх.

Нимфы, лешие и наяды

Примеряют наряд из трав.

Птиц вечерних нежны рулады,

И багряный закат кровав.

Над кострами по всей округе

Вьются искры, вплетая дым

В косы дев, чьи упруги груди,

И открыты ветрам седым.

Я когда-то таким же дерзким,

Опьяневшим от губ и ласк,

Поддаваясь инстинктам зверским

Вкруг кострища бросался в пляс.

И, пропитанный зыбкой лунью,

Принимал я за сказку суть,

Обнимая свою колдунью

С волосами, как Млечный Путь.

В жизни призрачной круговерти

Не избегнуть шальных потерь.

За неверие платим смертью.

Где колдунья моя теперь?

Поутихло, угасло пламя.

Пепел серый мне пальцы сжег,

И, не вытравленный веками,

Он оставил в душе ожог.

На востоке заря мерцает,

И рассвет разгоняет мрак.

С самым первым лучом растаю

Вспышкой звёзд на семи ветрах.

День накатит, нетерпеливый,

В бликах солнца немой укор.

Только радуги переливы

На отрогах Брокенских гор.